Таймаут или Вечерняя Москва

После банальной кончины (взорвали козлы в собственном поршаке) Вован Каширский, наконец, очнулся. Он находился в странном тускло-сером пространстве, а под ногами была ровная плита из тёмного камня, уходящая во все стороны, насколько хватало зрения. Сквозь туман светили далёкие и тусклые разноцветные огни, похожие на лампочки гирлянд Нового Арбата, но Вован не успел к ним приглядеться: вдалеке послышался тяжёлый удар по камню, потом ещё один и он содрогнулся от ужаса. «Янлаван идёт», – понял он.

Янлаван был огромен, как многоэтажный дом, и шёл странно, поворачиваясь при каждом шаге вокруг оси, но такого момента, когда бы он повернулся к Вовану спиной, не было, потому что у Янлавана не было спины, а вместо неё были вторая грудь и второе лицо.

Если первое его лицо было бешено беспощадным (Вован сразу вспомнил про одну гнилую разборку в Долгопрудном, на которую ну совсем не надо было ходить), то другое лицо было на редкость снисходительным и добрым, и, видя его, Вовчик уже ни о чём не вспоминал, а хотел просто бежать к Янлавану и, захлёбываясь в слезах, жаловаться на жизнь и, в особенности, на смерть. Но шёл Янлаван быстро и поскольку в один момент Вовану хотелось кинуться от него прочь, а в другой, наоборот, изо всех сил побежать к нему, в результате он остался на месте и очень скоро Янлаван навис над ним, как Пизанская башня.

«А вот сейчас будет суд», – подумал Вован с оглушительной ясностью. Но суд оказался простой и не страшной процедурой, Вован, на самом деле, даже не успел всерьез испугаться или хотя бы зажмуриться. В руках у Янлавана появился странный предмет, похожий на гигантскую мухобойку. Описав широкую дугу, она взлетела вверх и яростно страшное лицо, которое было в тот момент повёрнуто к Вовану, открыло рот и громовым голосом произнесло приговор: – Калдурас .

Правда, это произошло не совсем так. На самом деле гневное лицо произнесло «кал», но Янлаван повернулся на пятке, и доброе лицо произнесло «дурас». Получилось странное слово «калдурас». Но Вован не успел ничего осмыслить, потому что с небес упала гигантская мухобойка и ударила его обухом, как хоккейная клюшка по шайбе.

Вован упал на какой-то заброшенной улице возле старой футбольной площадки. Был бы он жив, то от такого удара немедленно отдал бы кому-нибудь душу. Но поскольку он был мёртв, ничего не произошло, только было очень больно. Его сразу окружили не то карлики, не то дети, схватили за руки, куда-то потащили. По дороге они покатывались от счастливого смеха и приговаривали низкими треснувшими голосами:

– Лучше колымить в Гондурасе, чем гондурасить на Колыме, лучше колымить в Гондурасе, чем гондурасить на Колыме.

Свита подтащила Вована к двери, над которой висела табличка «ЗАО РАЙ» (Вован принял это как должное, недаром ведь он носил тяжёлую цепь с гимнастом) и втолкнула внутрь. Дверь за ним закрылась, это его тоже не удивило, акционерное общество ведь было закрытого типа, и Вован оказался в маленькой комнатке. В ней стояла большая бронзовая сковородка, при одном взгляде на которую становилось ясно, что вещь эта невероятно древняя. На стене над ней висел такой же древний бронзовый термометр непонятного принципа, у него внутри зеленела какая-то спираль, на циферблате, к которому подходила грубая стрелка, была только одна отметина. На другой стене висела инструкция под названием «К сведению акционера». То, что Вован прочёл в этой инструкции, наполнило его глубоким унынием. Как выяснилось, содержанием его новой работы было охлаждать эту бронзовую сковородку таким образом, чтобы стрелка ни в коем случае не зашкаливала за отметку на циферблате. Но, что было самым жутким, охлаждать её надо было исключительно обнажёнными ягодицами, причиной чего была некоторая древняя тайна, о которой инструкция говорила уклончиво, а в случае нежелания Вована работать инструкция просто и без околичности обещала такое, что Вован понял – работать он будет. Вован посмотрел на сковородку и вздрогнул: она уже светилась явственным тёмно-багровым цветом, а стрелка успела чуть подняться по циферблату. Вован стал быстро читать инструкцию дальше. В случае если стрелка поднимется выше отметки, гарантировалось такое, что он стал быстро и нервно расстёгивать штаны.

Прошло около месяца и Вован освоился на новом месте. Не таким уж оно было и страшным. На сковороде не надо было сидеть всё время, она охлаждалась довольно быстро, правда, по мучительности процедуру охлаждения ни с чем нельзя было сравнить. Но зато, когда стрелка опускалась в самый низ циферблата, можно было отдыхать довольно долго, несколько часов, пока она опять поднимется к отметке. Эти несколько часов инструкция называла «тайм-аут».

А в конце месяца случилась неожиданная радость. Чёрт из службы безопасности принёс Вовану первую зарплату. Это была огромная картонная коробка с надписью «рангхиров», полная запаянных в пластик гринов. Столько бабок вместе Вован видел только раз в жизни, после одной гнилой разборки в Долгопрудном, да и то ему ничего из них не досталось.

Довольно скоро у Вована установился новый распорядок: с воплями дожав стрелку до самой нижней отметки, он хватал свою коробку с деньгами, выскакивал на улицу, и, считая про себя секунды, мчался к одному из местных центров досуга. Их в радиусе досягаемости, так, чтобы он успел добежать до места и вернуться назад до того, как стрелка пересечёт отметку, было два: клуб финансовой молодёжи «Гайдар твейдер» и кафе «Мандавошка», где собирались представители элитарных богемных кругов.

Разницы меду ними не было никакой. И тут, и там сидели тёмные фигуры в капюшонах, ни одного лица Вован так и не увидел, и пили что-то из глиняных чашек. Вован пробовал заговорить с ними, но они ничего не отвечали, а времени на повторные попытки у него не было, надо было бежать назад.

Ходя вокруг сковородки, перед тем как сделать решительный прыжок, он часто размышлял о том, колымит ли он в Гондурасе или всё же гондурасит на Колыме – истина, похоже, была посередине. К такому выводу подталкивали не только собственные наблюдения, но и книжки, которые ему принёс чёрт из службы безопасности. Одну из них написал некий Кокс, а другую некий Сейси. По Коксу выходило, что он калдурасит на гоныме, а по Сейси, что он гонымит на калдурасе. Одна из них была по экономической философии, и в ней содержался основной вопрос вечности: «авенебут это много?», а вторая была по философской экономике, и в ней заключался основной ответ вечности: «ой – это до хрена». Но главное, что Вован понял из книг, это то, что в жизни нет ничего слаще тайм-аута. Он это знал и сам, можно сказать, чувствовал жопой, но книги объясняли: чтобы иметь возможность позволить себе этот тайм-аут, его надо постоянно откладывать и работать, работать и работать, потому что люди, вся жизнь у которых проходит в одном непрерывном тайм-ауте, никогда не накопят достаточно денег, чтобы позволить его себе хоть когда-нибудь. Вскоре Вован узнал, что в обоих кабаках у пацанов из службы безопасности можно взять коксу. Правда, когда Вован услышал, сколько этот кокс стоит, он чуть не припух, всей его коробки с гринами хватало только на одну дорожку. Но у службы безопасности были свои резоны: возить сюда кокс было куда сложнее, чем в Москву. Кстати, эти пацаны были совсем свои, тамошние черти. Вован уже давно прятал свои хибари в таз с водой, куда иногда опускал на несколько минут зад, а черт, приносивший ему зарплату, делал вид, что ничего не замечает. В ответ Вован не замечал того, что коробка с гринами была распечатана и некоторые пластиковые упаковки разорваны. Словом, шла нормальная командная игра. Да и потом, ничего другого на эти бабки купить было толком нельзя, так что Вован жадничал недолго.

Купив коксу на одну дорожку, он вытягивал его сквозь свёрнутую банкноту и выходил из «Мандовошки» на пленэр, и тут наступали те три минуты, которые он ждал каждый месяц. С души отступала тяжесть, смутные огни в тумане наливались забытой красотой и он бывал почти счастлив. Поэтому, когда однажды в самом начале второй минуты пленэра к нему подошел какой-то странный ангел в тёмных очках «Ray-ban», он вздрогнул и испугался, что выстраданный кайф обломится.

– Слушай, – сказал ангел, озираясь по сторонам. – Чё ты здесь так маешься? Пошли отсюда, тебя здесь никто не держит.

– Да? – недружелюбно сказал Вован, чувствуя, как по зеркалу кайфа поползла мелкая противная рябь. – Куда же это я пойду? У меня здесь зарплата.

– Да ведь твоя зарплата говно, – сказал ангел. – На неё ведь всё равно ничего не купишь.

Вован смерил ангела взглядом:

– Знаешь, что, лох, лети-ка отсюда.

Ангел, судя по всему, обиделся. Взмахнув крыльями, он взвился в чёрное небо и скоро превратился в крохотную снежинку, летящую вертикально вверх.

Вован чуть приподнялся на задних ногах и задумчиво поглядел на далёкую цепочку тусклых огней.

– Зарплата говно, а? – повторил он недовольно. – Вот лох. Небось, и Сейси читали, и Кокса, знаем, знаем. Зарплата на самом деле охуеннная, просто такой дорогой кокаин.