Любовь обречена. Любовь далека от природы в классическом ее понимании (понимании любви). Любовь - это надежда. Любовь обречена потому, что люди, при всех своих различиях - одинаковы в основе, ибо они - ЛЮДИ. Это как яблоки: красные, зеленые, гнилые, депрессивные, холерики, алкоголики, но все еще - яблоки. Учитывая это, значит все равно, что просить человека дать тебе яблоко, обожать его за то, что он даст тебе яблоко.
Однако человек хочет от тебя ровно этого же яблока. Однако яблока не существует. Его просто нет. Когда мы понимаем, что партнер не может ничего дать нам, проходит любовь - умирает надежда. Но в силу того, что мы все еще живем, и что пока жизнь идет - она будет хотеть жить, собой она всегда излучает новую и новую надежду. В мире, кажется, нет ничего, что было бы лишено надежды.
Любить можно до гроба, если придумать для себя то самое яблоко, и представить, что партнер дал его тебе. Реальная жизнь, вот этот момент - и есть наша жизнь. Будь мне пять лет, либо двадцать пять. Каждый день все разное, однако, миг всегда един и идеален. А главное, вымышленное яблоко равняется реальному яблоку.
Лежа на дне товарного вагона, завернувшись в старое пальто под накидкой, и выплескивая из сердца алчную кислоту отчаянья я задыхался. Деревья гнулись шумом ветра, и коричневыми цветами уходили вдаль. Я знал это, но не видел своими глазами - они поникли под судорожными веками. На этой дороге номер 774, не могло быть никак иначе. Здесь тысячи столбов выстроились рядом. Здесь коричневые деревья и шум ветра.
На дороге номер 774, впервые за долгое время снова погрузился в боль. Никто не знает где я нахожусь. Машинист этой железной змеи, похожей на строгую ветку ивы, тоже не знает кто находится у него "под крылом". На самом деле сейчас мне легко. Одежда грязна, и вот начинается дождь - мелкой крошкой моросят капли под волей направления ветра.
Направления вектора нашего движения; еще с детства, я не могу созидать в статичном положении. В движении проходят все процессы моих клеток. В вечном поиске мои глаза и удары сердца; вечно ищет мой дух. 774-й обратился билетом в будущее. Пришлось проехать не одну сотню дорог, пройти тысячу троп, чтобы осуществить то, что я испытываю сейчас.
Даже в приступе отчаянья, в глубокой изоляции, в одиночестве уединения, я чувствую, как их сердца бьются вокруг меня на расстоянии даже десятков километров. На их лицах скоро проступят улыбка, и время потеряет свой вес. Однако, мне не под силу изменить ничего в них. От этого меня немного трясет. На дне товарного вагона.
Наркотическая зависимость от жизни, вот только без наслаждения. Все это должно закончиться как хорошая сказка - как сказка наркомана. Я не хочу забывать тебя, я устал от своих желаний. Множество пар ног топчет асфальт в надежде дойти домой, но их надежда лишена смысла. Здесь, после сна так сложно осознавать, что вообще происходит со мной. После снов я остаюсь там, где был когда-то раньше. Все плохое - не вчерашний день, но вчера могло быть и хорошо, а сегодня надежда застрелит себя в голову. Сегодня надежды не станет, и это так досадно, что я не хочу засыпать.
А как могло быть? Да что все они знают о близости? Всегда хотел внимать урокам, а из меня вышел лишь учитель фантомов воображения. Мы бы увиделись тогда. Наши слова и руки - что породил бы этот день? Наверное, еще одно разочарование, ведь сегодня надежда застрелит себя. Но ты красивая. Проза разбитого серого неба никогда не почиталась в живом ярком солнце, но и мир покрыт тьмой сейчас. А где мир плохого? Он там, куда не дотянутся линии электропровода. Он там, где надежда заряжает свои последние патроны, а ты торопишь ее.
Но пойми же, я не знаю, что управляет мной, я устал бороться, устал подсознательно разгонять кровь в самые далекие уголочки. Пойми, я падаю и не хочу взлетать, больше не вижу звезд, они все под небом тоски, покрылись мглой и инеем - выбиты замерзшими из хода падения фигурок домино.
Я подошел к тебе и хотел прислониться, хотел посмотреть на твое лицо, и во мне не было ничего, кроме потоков эмоций и чувств - так бывает очень редко. Скажи мне, почему я всегда оцениваю себя со стороны? Почему я веду слепой безусловный отчет всему, что проистекает во мне? И скажи же, наконец - почему ты оказалась так далеко от меня, в этом городе, где все еще есть я? В городе, в котором мне бывает холодно, временами я был то ближе, то дальше от тебя - но ведь не так далеко как сейчас. Насколько все было проще - скажи, почему тогда я не смог испытать ничего, кроме подвешенной и дешевой оценки всего?
Из вымышленного мира выбрав верных союзников, иду к самодостаточной невидимости, но смысла нет, ведь надежда застрелила себя в голову.
В твоей душе мертвые тела. Запах разложения, и гной, брызжущий отовсюду. Счастлив ли ты? Предательство и хохот; отречение и любовь. Скоро пойдешь ты по лугу из прекрасных цветов; вдохнешь ты аромат Бога. Зови всех к себе: никто не пойдет за запахом смерти. Никто не велит полюбить тебя в сомнениях. Сомнения — святыня для тебя, окруженного благами. Во лжи живут другие, святая ложь благих душ падает пылью мертвых запахов в уютных комнатах пятых этажей. Сияние благоухающего луга забыто для высоких стен их душ, сотканных из холодных панелей пятых этажей. Прости меня за то, что ты одинок. Люби себя. Танцуй, друг. Танцуй и плачь.
Стесненный воздух машины, и задние сиденья опускаются подо мною чувством глубокого отчаяния. По улочкам парка снует тот же враждебный аромат, а рот наполняется гнусным вкусом собственной крови. Но я знаю, как мне уравновесить все, знаю, как освободить себя и войти в бесчувственность.
В звуках крика можно услышать одно, в ответах матери о том, что тебя нет дома, можно слышать лишь одно: израненное сердце выплескивает последние капли жизни, сегодня, оно видно для всех.
Потратил и возложил последнюю надежду на этот день - иду в смокинге, держа в руках пистолет. Насквозь всего города, и никто не смеет мне мешать. Сквозь прохладный отблеск асфальта, покрытый моими мыслями - я лишь стараюсь выжить; надеюсь сегодня на тебя, дорогой.
Смог бы ты меня обвинить? Если да, то только в том, что слишком тебя люблю. Если здесь есть моя вина - я бы смог сказать, что просто люблю тебя слишком сильно...
Но отверженности нет, мой дорогой, ее нет. Временами, любовь означает грязные поступки. Временами грубость затмевает нежность твоей кожи, но это не приговор, это не «плохая любовь».
Двери церквей не приютили меня, напротив - я просто не верю. Боль, ставшая частью меня, не уйдет. Призраком шагаю через коридор дождя, до нитки промок в темном и пустынном городе. И сейчас, не прошу твоего бога подать милостивую руку. Мой дух расторгнут, моя душа грязна.
В грязной от слякоти воде отражаются деревья. Может выбежать из автобуса? Сбежать. Этот голос внутри подсказывает, что там, за десяток кварталов, должно стать лучше, как только голова опустится над водой. По крайней мере, будет понятней, что делать дальше. За окном: массовое производство вывесок, продуктов питания, бутиков с недорогой обувью для людей с недорогими жизнями. Давление движения окружающего сегодня слишком велико, возможно, так сказывается усталость.
Место на самом последнем сиденье вновь не занято. Оно тихое, и будто всегда ожидает моего прихода: видно всех, кто заходит, выходит; смех и улыбки людей легко прочесть и созерцать с последнего сидения у окна. А когда это надоедает, легко можно выглянуть в окно, либо просто закрыть глаза.
С закрытыми глазами сразу все меняется. В темноте собственного взора я вижу все в родных тонах; окружающий шум приписываю своим идеальным грезам. Движения тела, перегрузки из его статического положения становятся более безопасными и интригующими... Неумолимый ход всех вещей вокруг немного стихает в моей голове в моменты поникшего взора. Но, стоит открыть глаза, как тот же час вещи снова ускоряются.
Выйдя из автобуса, я пустился в след воспоминанию, за которым охотился. Его силуэт был полупрозрачен, и шагал между людей, стараясь не задеть никого. Воспоминание ведет себя предусмотрительно в толпе людей.
Очутившись на расстоянии вытянутой руки, смог лишь коснуться его плеча, как в тот же час провалился. Этого боялся больше всего с самого начала. Догадывался, что дело подведет этим к концу, но воспоминание нужно было мне: я должен был рассмотреть его, поговорить и задать известные вопросы. В этот раз все пошло не так.
Глаза всех прохожих вдруг вспыхнули хищными огнями. Словно из самых диких кошмаров воспрянули они реальностью; я находился прямо на середине тротуара просторной центральной улицы. Краски обратились во тьму, копоть затянула пространство. Упал на колени, удар которых шумом укрыл шероховатую плитку; последнее что помню, это то, как из последних сил старался удержать тело прямо. Но силы просто покинули меня. Далее – шероховатая плитка. Слишком близко к лицу. Еще ближе, и я падаю, замечая кровавую пасть одного из стражей котла воспоминаний рядом. Темнота.
Пробудился на том же месте, пока прохожие, кропотливо, словно не замечая обходили меня стороной. Стражи уделали меня в этот раз. За все прошлое время привык к кошмарам, но их лица, лики, пасти все еще слишком страшны, от них задыхаешься и падаешь.
В записной книжке много букв, однако, листая и пытаясь сообразить, что же делать дальше, она кажется мне пустой как единый белый чистый лист. Все знаки говорят о том, что мне нужно вернуться вниз. Чувствую, что вот-вот погрязну в неотвратимости этого выбора, ведь столь более очевидным он становится для меня с каждой секундой: вокруг снова слишком много движения, душно, неудобно. Я догоняю автобус, сажусь на последнее место и закрываю глаза.
Котел воспоминаний – это тюрьма, темница. В ней стражи держат воспоминания, и их семейства. Похоже, что тому счастливчику, которого я встретил на проспекте, удалось вырваться, однако блюстители Закона нагнали нас быстрей, чем мы снова сумели стать единым целым.
Некогда в мою жизнь вторглись эти существа, с тех пор все переменилось. Стражи питаются моей жизнью – ее силами в виде надежды. Успели тогда они захватить мои воспоминания, и теперь, принуждают их рождать надежду. Стражи принудили мои воспоминания порождать ложную надежду. Из моей жизни велят они соткать себе временный плед, и всячески пытаются передать наследство дальше, сквозь мои слова и поступки в виде сомнений, чтобы подготовить благоприятную почву, а позже – разлетаются спорами из моего дыхания; завязывают узлы бесконечности от моих действий по своему распоряжению.
Слабость и сила моя, это сны. В сновидениях, порой, я проскальзываю в темницу самого себя. В тот котел, где стражи спешат настигнуть меня каждым поворотом. Страшное место – похоже на огромную заброшенную подземную больницу. Часто оно также является мне и темными домами, подвалами, озерами, под аккомпанемент кровавых картин. Всегда я пытаюсь отворить черные решетки, вызволить то, что принадлежит мне.
Моя цель в этой войне – вызволить все воспоминания и слиться с ними в единое целое. Надеюсь, что когда-то, таким образом, я смогу снова освободиться, и взглянуть на солнце блестящими и чистыми глазами. Надеюсь, моя надежда будет петь песню моих слов, которой подыграет чистый благородный шум ветра. Однако, в свете последних событий на проспекте, мне необходимо позволить себе неслыханное – вторгнуться в котел и расправиться с некоторыми стражами. Так бы сказали они – «неслыханное»... Все еще стражи не научились разделять нас так, как желали бы, и я обязан спуститься вниз. В моей душе их яд, с которым я отчаянно борюсь.
Этой ночью котел другой. Мое тело уснуло в привычном положении, однако тут, внизу, все лишь начинается. Сегодня стражи снова пожелали образа больницы. Видимо, они не готовы к моему приходу, все говорит об этом: коридоры полупусты, некоторые клерки проходят в белых халатах, не узнавая меня, принимая за одного из своих. По стенам, струйками, словно по венам здания пробегает страх: сейчас он выпрыскивает в воздух напоминание об осторожности.
Накидываю белый халат. Иду в конец коридора; чувствую, где находится тот, кто нужен мне – одно звено инфраструктуры стражей сидит сейчас дверями дальше и направо. Его сердце бьется; лицо похоже на смесь собаки и человека. В белом халате он заполняет бланки. Открываю вожделенную дверь: на столах ампулы и запрещенные препараты. Шприцы, иглы которых все еще в полупрозрачной крови воспоминаний – все еще немного наполнены веществами, которые причиняют ужасную боль изнутри, просто потому что так жаждут стражи подчинения.
Лица работников, оставшихся по ту сторону дверей, заняты рутиной; я крадусь тихо. Двойной кабинет. Прикладываю ухо ко второй двери, мягко беру со стола скальпель. Прохожу: он не замечает меня.
Замираю. Что-то не так. Этот страж – не тот, кто нужен мне. Я чувствую, что на нем нет вины ни за что. Он чист. Слишком поздно: еще ближе к нему. В душе я молю о прощении, даже опасаюсь кары, в то время как мой скальпель проникает глубоко в его горло, а свободная моя рука закрывает ему рот.
Едва сдерживаю его судороги, которые становятся все менее сильными. Успокоение. Пришло. Стены тают, я ищу окна, настало время побега. Заорала сирена тревоги. За мной выпустили ужасных созданий. Я чувствую, как они снуют закоулками коридоров, и выискивают мой след. Одному удалось, вижу его тень – нагоняет; содрогаюсь от страха, он начинает... Я просыпаюсь.
Это обычное утро с едва достаточной силой, чтобы открыть глаза. Некоторое время остаток сна будет слишком сильным. То создание, которое бросилось на меня, уверен, не смогло воротиться назад, и погибнет теперь в запертой пустоте между моими личностями. Туда ему и дорога, по пришествию утра, приходит некое ликование.
Мне также неизвестна основная форма моего бытия: то, с чем я сталкиваюсь, каждый момент всего времени могу осмыслить с привкусом страха, ненависти либо лжи... Перебираю свои чувства как струны, однако, музыка непонятна мне, нет единства мелодии. Лица людей на улице захватывают мой взор, и вызывают ломку порой. В попытках собрать себя по частям проходит основная часть моего времени, вперемешку с созиданием.
Дни идут, миги подлетают все ближе к своему будущему не за горами. Кожа. Раны. Волосы на руках. Микротрещины, микрораны. Тепло. Сухие губы. Сухой страх. Громкий шум. Неудобный шум.
Темнота приятно ложились на глаза, но я был не в себе. Ты связал мои конечности, и отчаянно смотрел на то, как падают звезды. Выжидал каждую из них, наслаждаясь моим страхом. А мне - было сложно и немного неловко сплевывать слюну в легком полузабытье. Земля уже была слишком близко к моему лицу; на мне была грязь.
Отчаянье, мы все идеально выучили его тропы, и забываем вовремя поднимать глаза, чтобы взглянуть на ту тропу, которую рисует собой небо. Забываем посвятить себя красоте луны за облаками, забываем молить ее оставить эту красоту в своих глазах; использовать ее в повседневности. Ведь каждый обязан вернуться в жизнь. Повседневную...
Пока лежал на земле, боялся... Конечно, но о чем я бы мог подумать? Или представить, предположить, будь это все - лишь кадром из фильма? Будь написано в книге, с помощью очертаний нехитрых букв и красивых словосочетаний, которым я придаю величие именем автора... Мог бы вытянуть лживые эмоции лживыми струнами, ударами боли и приступами тахикардии?
Не мог! Не мог, ибо ложь не даст никогда увидеть правду. Нет, мой дорогой, я лежу на земле, слюна лениво стекает, образуя грязь. Лишь, пожалуйста, подойди ко мне, и сделай так, чтобы все желания исчезли. Пусть руки связаны, так же как и ноги, пожалуйста, сейчас просто лиши меня желаний.
Отчаянье, мы идеально выучили его тропы, и забываем вовремя поднимать глаза, чтобы взглянуть на тропу, которую рисует небо. Ненавидим свою кровь, изнываем от ее соленого вкуса, но гибнем от недостачи. Я ни за что не должен смотреть на настоящий порядок вещей, лишь на звезды, просто на звезды...
Но ты норовишь освободить мои руки и уйти навсегда? Нет, останься. Почему ты уходишь? Тем самым воплощаешь свой план в реальность - опускаешь меня в ужасную реальность, и позволяешь демонам бродить по истощавшим улицам моего лживого мозга, пытаясь найти путь наружу. Ты - мой последний путь, любимый, но ты уходишь как всегда.
После, я взглянул на свои мечты, и увидел покрывало, которым накрываюсь. Лежа на кровати в комнате, дома, во дворе которого был недавно связан - закрываю глаза, а после, открыв их - выхожу из мира идеальных грез, и в них болезненно кидается идеальная реальность этого убогого потолка и тесной комнаты.
Только шум поезда отдаляется прекрасным ощущением. Единственное что осталось мне - скрыться от этих людей под покровом туманной и сырой ночи. Быть на стороне этой ночи, ведь мой союзник - черная удача. В мире я плачу за все. И вот... обустроился в комнатушке, но шум поезда напоминает о цене моего везения... Знаю, спасибо. Я не подведу тебя. Ты не подведешь меня. Дарю свою жизнь тебе. Всегда было так.
Отчаянье, мы идеально выучили все его тропы, и забываем вовремя поднимать глаза, чтобы взглянуть на ту тропу, которую рисует собой небо. Кто нацелил мой взгляд? Кто стоит за началом этого пасмурного дня? А кто вообще сменит погоду? Вот почему ты нужен мне, любимый, чтобы не смотреть на себя. Избавится от гниения моего Эго, моего я, к которому испытываю отвращение.
Шум поезда манит силой неизвестности. Он красив, он заглушит меня, поглотит личность, от которой отчаянно бегу. На моей стороне темнота. В ней не видно лиц и не видно меня. Она приятная и однозначна. В ней нет никого, никто не увидит и не запомнит то, что было в темноте. Там можно ощутить больше жизни. Этого уродливого слова, которое своей волей мы выполняем каждый день, замазывая глаза ложью здравого смысла и корыстной пользы.
Отчаянье, мы идеально выучили все его тропы, и забываем вовремя поднимать глаза, чтобы взглянуть на ту тропу, которую рисует собой небо. Бежать или двигаться? Что нам осталось? Остаться ли здесь? Но сколько сил жаждут выплеснуть себя? Сколько сил ты прикладываешь для их удержания?
328
2
0
0